Если Господу было
угодно родиться от Жены, то почему Он не родился сразу от Евы? Зачем нужна была
эта длинная, кровавая и запутанная трагедия, называемая «историей»? Неужели наш
мир для Него – подобие театра? Конечно, нет.
Дело в том, что нельзя, невозможно родиться Богу от любой жены. Любой куст может
стать Неопалимой купиной, если Бог того захочет. Но не всякий человек может быть
вместилищем наивысшей благодати. В большинстве случаев куст сгорит в пламени
Божества, а, говоря евангельски, и «мехи прорвутся, и вино прольется».
Во всех женщинах – одна природа и органы пола приспособлены к вынашиванию и
рождению. Но не во всех женщинах одни мысли, одна чистота, одна молитва, одно
желание служить только Единому и больше никому. Господь воплотился и стал
человеком, как только нашел Ту, от Которой стало возможно Боговоплощение.
Вся история мира до Рождества, говорит Иоанн Дамаскин, двигалась в сторону
рождения человечеством лучшего цветка – Богородицы. И в слове «Богородица»,
говорит Дамаскин, помещается весь Промысл Божий о ветхозаветном мире.
Ради этого – избрание одного человека – Авраама. Ради этого – дарование Аврааму
потомства и превращение этого потомства в многочисленный народ. Ради этого –
дарование народу Закона. (Нужно было отделить и оградить этот народ от всех
прочих, чтобы в недрах его вырастить Деву, достойную стать Матерью Мессии.)
И вот Она родилась.
Уже прошли, незаметные для посторонних глаз, годы жизни при Храме – годы,
овеянные тайной, пронизанные благодатью; годы, прожитые под недремлющим взором
Всевидящего Ока.
Уже девочка стала девушкой, и в Храме больше оставаться было нельзя. Уже
обручили Ее вдовцу из Ее же колена, который должен был хранить и оберегать
врученное ему сокровище.
Она никогда не была праздной. За годы жизни в Храме Она привыкла чередовать
молитву с работой, а работу с чтением и богомыслием. И тогда Она тоже была
занята делом, когда, не раскрывая дверей, в Ее доме появился Архангел.
Есть иконы, на которых Дева прядет. Это, скорее, символ, чем факт, поскольку в
Ее чреве и от Ее кровей для Бесплотного соткалась Плоть. Прядение указывает на
это. И есть иконы, где Она читает. Читает, конечно же, Писание и, быть может, те
самые слова, где говорится: «Се Дева во чреве примет и родит Сына».
Так или иначе, Книга подходит больше. Ее многочисленные буквы, точки и крючочки
так похожи на обилие ветвей и листвы на дереве. Дева Мария ведь исправила Евину
ошибку, загладила прежнее непослушание. В листве райского дерева тогда спрятался
змей, а в буквах этой Книги таится небесный смысл. Там, у дерева, праматерь была
в высшей степени нерассудительна, доверчива, поспешна в решениях. Здесь Мария
проявляет сдержанность и мудрость. Она проявляет наличие у Нее духовного опыта,
редкого, почти невозможного для Ее отроческих лет.
Совсем недавно тот же Архангел, «Гавриил, предстоящий пред Богом» (Лк. 1: 19),
явился в Храме священнику Захарии и возвестил о будущем зачатии Предтечи. Тогда
старый священник «смутился, и страх напал на него» (Лк. 1: 12).
Когда же Дева Мария увидела небесного гостя, Она «смутилась и размышляла, что бы
это было за приветствие» (Лк. 1: 29).
Разница очевидна: священник боится, Дева размышляет. Она смотрит на гостя молча,
так, словно Она привычна к посещениям сверху. Она молчит и рассуждает в себе.
Это проявление дисциплины ума высшей пробы; это аскетическая зрелость высшего
порядка.
Никакой мистический экстаз не овладевает Ею, помимо Ее воли. Она предельно
собранна. Она вслушивается в слова Гавриила, а тот объясняет Деве, что
пророчества исполняются. На языке понятий, доступных только уму и сердцу
истинных израильтян, чающих утехи Израилевой, Гавриил говорит о рождении Сына,
Которому будет дан престол Давида, Который воцарится над домом Иакова и Царству
Которого не будет конца.
Дева слушает.
Надо думать, что Она не просто слушает, но слушает и молится, силясь
почувствовать, обман ли это, подобный шепоту змея в Раю, или правда Божия. Один
раз Она позволяет Себе вопрос: «Как будет это, когда Я мужа не знаю?»
В ответ Гавриил говорит о Духе Святом и о Силе Всевышнего, Которые имеют найти
на Нее и осенить Ее. Дух Святой – это Утешитель, а Сила Всевышнего – это Слово
Божие и Сын. Он здесь, Он смотрит на Ту, Которая будет Его земной Матерью. Он
ждет Ее согласия.
Ведь еще не произошло зачатие. Еще только идет диалог Ангела и Девушки. Вся
история мира истончилась до слабости нити. Испугайся Дева, скажи: «Я боюсь!
Отойди от Меня», – и Ангел отойдет, а история продолжится. Продолжится поиск
земной Матери для Безлетного Сына.
Мария не должна отказываться ни из чувства недостоинства, ни из чувства страха.
Она должна быть выше Моисея, который, слыша повеление идти в Египет и уводить
народ, то ссылается на дефект речи, то спрашивает, что именно ему говорить
израильтянам.
Дева отвечает: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему».
Все!
Двери души Марии раскрыты воле Божией и замыслу о Ней, а через Нее – о всех нас.
Человечество в Ее лице сказало Богу: «Да!» Человечество сказало: «Приходи!
Приходи тем чудным и неожиданным способом, которым Ты решил прийти».
Бог, уважающий свободу человека, получает человеческое разрешение не то чтобы
творить в тайне от праздных взглядов Свои великие дела, открытые и понятные
одним только смиренным душам. Об этом скоро Сама Мария пропоет, встретившись с
матерью будущего Предтечи.
«Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных;
Алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем» (Лк. 1: 52–53).
***
Наши молитвы в большой части своей повторяют однажды сказанные ангелами слова.
Мы поем, вслед за серафимами, на литургии: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф».
Мы читаем и поем Трисвятое.
Мы начинаем утреню ангельскими словами: «Слава в вышних Богу, и на земле – мир,
в человецех благоволение».
К Божией Матери мы тоже обращаемся ангельскими словами.
«Радуйся, Благодатная. Господь с Тобою», – говорим мы Ей вслед за Гавриилом. Эти
слова повторяются часто, далеко выходя за рамки праздника Благовещения. Вплотную
к ним примыкают длинные похвалы великолепного Акафиста Благовещению, каждая
строчка которого слаще рахат-лукума.
Радуйся, Лествице, Ею же сниде Бог!
Радуйся, мосте, приводяй сущих от земли на Небо!
Радуйся, столпе огненный, наставляй сущия во тьме!
Радуйся, покрове миру, ширший облака…
Все эти похвалы рождены архангеловым голосом и радостью об исполнившихся
пророчествах.
А что же сам Гавриил?
Исполнив то, что было велено ему, и услыхав слова согласия от Девы, он видел,
как зачинается в Ее чреве и принимает плотский образ Господь, и с благоговейным
страхом покинул скромный Назаретский дом.
«И отошел от Нее Ангел» (Лк. 1: 38).